мы живем в этом коридоре третий десяток лет.Окон и дверей тут нет, можно уходить, уезжать, убегать, улетать. А стоит ли ?[spoiler]3-Б класс припятской школы № 1. Высокая двустворчатая дверь, окрашенная белой краской. Деревянные парты со скамейками, присоединенными к столам - чтобы маленькие школьники учились правильной осанке, а расстояние между сидящим и крышкой стола соблюдалось миллиметр в миллиметр. Эти правила для учителей начальной школы были настолько важны, что мне сейчас кажется, - в первые годы школьной жизни нас учили не считать и писать, а только лишь правильно сидеть за партой. Как сейчас помню фразу моей первой учительницы, Тамары Петровны, которую она не уставала повторять. Заклинание звучало так: "Между тобой и столом должно быть расстояние в ладонь". Я старалась, хотя хотелось учиться, исключительно навалившись на парту обеими руками и упершись в стол животом. Такие вот парты, как те, в 3-Б классе припятской школы, своевольничать ученикам не давали.
Потом, подросшие и поумневшие, малыши переходили в среднюю и высшую школы – перебирались на второй, третий, четвертый этажи. Там парты были другие. А от стульев, иногда массивных и тяжелых, покрашенных мутной серо-синей или бежевой краской, иногда с металлическим основанием и деревянными спинкой и седушкой, очень часто страдали девичьи наряды – цеплялись, за недобросовестно забитые гвозди и не до конца вверченные шурупы, капроновые колготки. "Стрелки" и затяжки превращали дорогую и, по тем временам, дефицитную часть гардероба в неликвид. Парты были разрисованы и исписаны скучающими во время уроков одноклассниками. И, хотя их постоянно перекрашивали, подготавливая к следующему учебному году, буквально через месяц занятий надписи чудесным образом возобновлялись. Но здесь, на первом этаже, все по-другому – еще правильно, еще организованно, еще без нарушений. Единственное, кажется, в чем класс начальной школы был похож на остальные этажами выше – это доска. Большая, коричневая, пропитанная знаниями настолько, что они, знания эти, не смывались и не стирались никакими стараниями, а в виде меловых разводов мгновенно проявлялись на блестящей поверхности доски, как только она высыхала после очередной уборки. В большом фойе первого этажа, куда выходили двери классов, поражали воображение огромные, от пола до потолка, фрески на стенах, запечатлевшие картины счастливого советского будущего, так и не сбывшегося ни для Припяти, ни для страны, в целом.
После теплого дождика летом 2006 года, перекрытия припятской школы № 1 обрушились, навечно похоронив вход в 3-Б класс – высокую двустворчатую дверь, покрашенную белой краской. Но, если постараться – пробраться к окнам сквозь заросшие за двадцать с лишним лет густыми кустами клумбы, подтянуться и, опершись локтями на подоконник, "окошком" приставить ладони к лицу, - сквозь помутневшее от времени стекло можно разглядеть маленькие, практически игрушечные, парты с присоединенными скамейками; большой деревянный учительский стул (который озорные третьеклашки часто на перемене "красили" специально подготовленным густым сахарным сиропом, и, во время урока, когда учительница вставала, то стул "вставал" вместе с ней); можно разглядеть большую коричневую доску, то ли припавшую многогодовой пылью, то ли в нестираемых меловых разводах, оставшихся еще с 86-го.
Школа № 1 в Припяти – первое здание, не выдержавшее давления времени. Следующее, стены которого сложатся, как карточный домик от дуновения ветра, - одна из пятиэтажек в первом микрорайоне. Уже сейчас, заходя в любой из ее подъездов, попадаешь в нереальный мир – теплую, сырую, волглую пещеру, стены и потолок которой без просвета покрыты темно-зелеными зарослями мха. А если захочешь подняться выше, то лестница под тобой, такая же зеленая, мокрая, скользкая и "живая" заходит ходуном. И ты, испугавшись быть похороненным под останками уже мертвого дома, аккуратно, потихоньку начнешь спускаться, хватаясь руками за покрытые мхом перила, чтобы быстрее покинуть это место, человеку уже давно не принадлежащее. А, может, следующий в очереди кандидат "на вылет" – одна из шестнадцатиэтажек с гербом. На балконах ее, соединяющих лестничные пролеты, из вымытого двадцатилетними дождями, обветренного бетона торчат фрагменты арматуры, скелета здания. От прикосновения они ломаются и превращаются в мелкую крошку. Хотя, следующим обрушившимся зданием может стать и "белый" дом или девятиэтажка в первом микрорайоне, панельные плиты которой накренились и висят, готовые обвалиться в любую минуту.
Город болен. Он умирает. Ему тяжело дышать. Зараженный нами же двадцать лет назад страшной болезнью, сейчас он оставлен на произвол судьбы. А что мы?! Как бы сочувствуем, как бы переживаем, как бы очень хотим спасти и сохранить. Для этого пишем слезливые отчеты, сообщения в пол-листа на форум, собираем подписи. И в эти моменты мы похожи на неоправданно жестоких или не по годам глупых родных и близких тяжело больного человека. Его сжигает высокая температура, он бредит, ему необходимы лекарства. А рядом сидящий неравнодушный гладит его руку со словами "все будет хорошо" и "мы тебя спасем" вместо того, чтобы подать аспирин, лежащий тут же рядом, на прикроватной тумбочке. Так и мы – пытаемся залатать раны Города не действиями, а увещеваниями, пространными высказываниями, выражением, не всегда корректной, точки зрения. А время проходит. И скоро, очень скоро Припять уже не сможет больше дышать. Простим ли мы себе это? Хватит ли у нас наглости простить?..
Когда, после поездки в умирающий Город, пообещаете, что еще вернетесь; когда с чувством выполненного долга, довольные собой откинетесь на спинку кресла и перечитаете отредактированное (чтобы красивее звучало) свое пафосно-искреннее сообщение о том, что Припять нужно спасти, помните – еще чуть-чуть и нечего будет спасать, еще чуть-чуть и некуда будет возвращаться!!![/spoiler]
неудежался!
Чтобы расписаться с будущим мужем, мне его надо было забрать с радиологии и после росписи завести в больницу..... Больно и горько вспоминать 
дай Бог вашему поколению здоровья 
